Читать интересную книгу Статский советник Евграф Тулин [сборник] - Георгий и Ольга Арси

осматривая компанию городских нищих. Сыщику было достаточно бегло осмотреть всех присутствующих, чтобы понять кто есть кто. Компания была разной по профессиям. Напротив него сидели три нищих «Горюны или Печальники». На нарах, за их спинами, валялись таблички. На одной можно было прочесть «Погорелец». Возможно, с другой стороны были и другие надписи. Например, «Ветеран войны за Отечество» или «Потерял семью и пропитание». Там же лежали и профессиональные лохмотья. Сами они были одеты, за столом, в чистые, добротные, но старые кафтаны. Настоящим и уважаемым нищим, в своём обществе, стать было не просто. Что бы стать заправским обитателем улиц нужно было, пять-шесть лет быть учеником. Затем выдержать экзамен на знание молитв, сказок, песен, всяких поговорок и чудесных рассказов. Взгляд у одного из них, направленный на сыщика, был подозрителен и не любезен. Скорее всего, это был нищий знахарь или колдун. Такие были, как правило, в каждой ватаге. Им было положено два пая. После старосты они были за главных. Кроме нищенства эти знахари занимались ворожбой, гаданием на картах и прочими мистическими делами, а также лечили народными средствами остальных ватажных. Рядом расположились два «Ерусалимца», мнимые странники и богомольцы. Они были одеты в чёрную, похожую на монашеское одеяние одежду и зарабатывали в публичных местах на рассказах о паломничествах в святые места, чужеземные страны. Обычно говорили, что собирают деньги на новое паломничество. Предлагали от имени обывателя поставить в святых местах свечу или сделать что-либо другое для спасения души. Иногда продавали фальшивые не дорогие реликвии. Всякие пузырьки, щепочки, образки. Дальше сидел мнимый калека. Возможно, как раз работавший с пареньком, побежавшим за снедью. Он, не обращая внимания на присутствующих, растирал левую руку, затекшую от долгой имитации её отсутствия. Ему было всё равно на вошедших, так как он был навеселе. Трудно долгое время на холоде сидеть не двигаясь. В конце стола, рядом с Егором Егоровичем расположились два «Могильщика-Похоронщика», на похоронах выполнявшие различную работу. Иногда и сопровождая отход в мир иной какого-либо обывателя горестным плачем и стенаниями. Одежда у них была хотя и не новая, но строгая и траурная, соответствовавшая их заработку. Можно было допустить, что иногда они меняли предполагаемые профессии исходя из возможностей заработать. В конце стола расположился скорее всего «Невозвращенец». Одет он был по крестьянски. Хотя лицо его выдавало совсем не простодушие, свойственное жителям сельской местности. Наоборот, оно отличалось подозрительностью и недоверием к непрошенным гостям. Обычно, подобные нищие, зарабатывали на жалости и имели таблички «Не могу вернуться в хозяйство, украли лошадь» или «Обобрали и дети умирают. Помогите вернуться домой. Господь вам поможет». Могли рассказать тяжёлую историю о заключениях в городе честного крестьянина. Еще на нарах развалился мужчина с остатками интеллигентного вида, читавший не свежую газету Губернские ведомости. Он, по-видимому, был «Сочинитель». Эти специалисты, зная грамоту и имея образование, писали жалостливые письма с просьбой оказать помощь. Затем приходили в парадную богатого дома или лавку в самый не подходящий момент и просили ответ. Если их выгоняли, то устраивали скандал на всю улицу. Хозяин дома или лавки просто подавал немного денег, лишь бы сохранить своё лицо для гостей или клиентов. Могли прибыть на праздник к богатому горожанину с аналогичным действием. В общем, подобные этому бывшему интеллигенту, были виртуозами в вымогательстве незначительных сумм денег у богатых мира сего. Посреди стола, во главе, сидел староста. Обычно таковым мог быть бывший грамотный мещанин или солдат. Мог быть и беглый преступник. Он отвечал за порядок в артели, распределение доходов, дружбу с полицией. В том числе содержал «общак» артели. Имел своего «Стряпчего», в обязанности которого входило освобождать артельных из полиции и решение дел с местами властного присутствия. Каждая подобная артель бродяг имела свою территорию, на которую без взноса единовременного и постоянного чужаку вход был воспрещён. Если чужак хотел испытать судьбу и не желал подчиняться, тогда это могло закончиться тяжёлыми увечьями, иногда даже смертью. Евграф знал это по Хитровской площади, в Москве. Обычно, все артельные были людьми физически крепкими, не имеющими общественных мыслей о совести, и весьма жестокими по характеру. Правда у них была своя, общинная. При себе обязательно имели нож или заточку. Дисциплина была жёсткой, предательство и доносительство каралось неминуемой смертью. За проступок могли и торбу отрезать, то есть выгнать из артели без права бродяжничать или нищенствовать. За неподчинение подобному решению артели или старших нескольких артелей полагалась неминуемая смерть. Хорошо обученный нищий- попрошайка, так называемый «Стрелок» мог заработать в Москве от одного до четырёх рублей. В Туле, конечно, поменьше. Питание в день, вместе с водкой стоило не более тридцати копеек. Навар был хорошим.

– Откуда будете, куда идёте? – спросил старший, староста артели, подозрительно прищурив глаза.

Евграф решил знакомиться по-настоящему, так как ему стало ясно, что они ему и нужны. Эта артель знала много про «дно» Тулы. Для этого он решил применить все свои знания порядков жизни и быта злачной и босяцкой Москвы. Выйти с «вышивкой», как говорится. Смело и задиристо.

– Московские мы, с Хитровской площади. Мессеры и Лахаши-стукачи из златоглавой, подвинули! Там хипус за хипусом, шмоне за шмоне, никакого житья нет. Купца известного хазу ограбили, добра вынесли много, а самого подрезали. Говорят, хороший куш взяли, – после этих слов сыщик сделал особый жест рукой, показывающий его глубокие знания тайных символов «делового босяцкого мира».

Тульские провинциальные обитатели трущоб с изумлением слушали столичного московского гастролёра, кто-то в это время ковырялся в носу, кто-то убивал блох на голове, кто-то просто чесался. Но по глазам было видно, что авторитет гостей растёт с каждым произнесённым словом.

– Станового мессера ограбили. Ерша какого-то с корешом ищут. С Орловского ломбарда говорят сбежал, отчаянный. Хотя тюрьма там знатная. Царские волкодавы-сторожа своей свирепостью известные. Похоже каторжный и бессрочный. В общем, много чего, что мешает свободным людям жить. Вот и решили мы с корешком моим, Кротом, поостеречься, в Туле покружить и погулять, пряников отведать. Клифты по-быстрому одели, на железяку-поезд и рвать когти, – заявил сыщик, гримасничая и кривляясь.

В подтверждение своих слов, он продемонстрировал жест рукой, вытянув пальцы ладони прямо, а мизинец прижав к ладони. На языке трущоб это означало-убегать. Рвать когти. Сыщик не останавливаясь продолжал, наблюдая возрастающий интерес компании нищих, к своей особе.

– Я смотрю, у вас хевра хорошая, барабанщики-нищие вы удачливые! Хороший прибавок к жизни имеете с попрошайничества. Богато и сытно живёте, завидую по хорошему. Злобы не имея. Зовут нас так. Я Семен. Можно по кличке, просто Шило. Кореша моего, как уже говорил, Кротом кличьте. Расскажите, что здесь, в городе, есть хорошего? Да как лежит это хорошее? Тяжело иди легко к рукам прибрать? А то поиздержались мы, как известно, воровская добыча, как лёд тает. Кто верховодит городом? Кому взнос отдать в общак, чтобы обывателей пощипать и богатеев почесать?

Все свои слова Евграф говорил медленно, растягивая каждое из них. Подкреплял жёсткой и уверенной жестикуляцией руками. Тула город хоть и губернский, но, как и предполагал сыщик, в уголовном деле не развитый. Народец, особо фени не знал. Организованная, артельная наука преступности до неё ещё в полном объёме не дошла, одним словом – провинция. В самой Москве она зарождалась гораздо быстрее. Отмена крепостного права вызвала необычайный подъём криминальной жизни России. Особенно пострадали столицы. Но в Туле эта наука скорее всего была ещё на низком уровне. В Москве из всей компании мог быть один или двое, возможно и никто никогда не был. На Хитровской площади законы конкуренции были жёсткими, тяжёлыми для жизни. Московская «Хитровка» место необычайно криминальное. Это особая торговая площадь. На ней располагалось большое количество ночлежек, трактиров с громкими и колоритными названиями Сибирь, Каторга, Пересыльный и другими. В одних ночлежках «Хитровки» могло ночевать до пятнадцати тысяч жителей и гостей Москвы. Место давно было облюбовано преступниками